Антисемитская травля

Альберт Эйнштейн

К началу 1920 года относятся первые организованные выходки против демократически настроенного ученого. В феврале реакционные студенты попытались нарушить нормальный ход лекции. Эйнштейн прервал лекцию и покинул аудиторию. Инцидент был улажен после того, как депутация от студенчества выразила Эйнштейну сожаление по поводу случившегося и просила его продолжать лекцию. Однако вскоре после этого за стенами университета началась планомерная клеветническая кампания против создателя теории относительности.

Травлей руководила группа закоренелых антисемитов, которая выступала под вывеской "Рабочее объединение немецких естествоиспытателей для сохранения чистой науки". Одним из основателей был гейдельбергский физик Филипп Ленард - неплохой экспериментатор и одновременно махровый шовинист и антисемит. Первое время Ленард держался в тени, однако через несколько недель он выступил с вызывающим заявлением против Эйнштейна на конференции естествоиспытателей в Бад-Наугейме и вскоре стал одним из подлейших врагов ученого. Уже в конце 1919 года Эйнштейн писал одному из своих голландских коллег, что в Берлине царят "сильный антисемитизм и злейшая реакция", по крайней мере среди так называемых "образованных" людей. Теперь антисемитизм и реакция перешли в наступление против Эйнштейна, которое, правда, вначале еще велось под флагом деловой "критики" его учения.

В августе 1920 года "Рабочее объединение" организовало в зале Берлинской филармонии демонстрацию против теории относительности, на которую был приглашен и сам Эйнштейн. Первый оратор обвинил Эйнштейна в краже идей других исследователей, в "научном дадаизме" и в личной саморекламе. Второй оратор, берлинский физик, пытался атаковать Эйнштейна с профессионально-научной стороны и выставить теорию относительности на осмеяние слушателей. Главную роль при этом играл парадокс близнецов, который в то время еще не был доказан. Политическая подоплека всего этого мероприятия стала очевидной, когда после окончания представления один националистически настроенный студент крикнул, повернувшись к ложе, в которой находился Эйнштейн: "Этого паршивого еврея следовало бы схватить за глотку".

Однако вскоре антисемитская реакция проявила себя еще более наглым образом. В одной выходившей в Берлине газете дважды появлялся призыв к убийству Эйнштейна. Если раньше в контрреволюционных листовках и на плакатах можно было увидеть требование "Смерть Либкнехту!", то теперь антисемитски и националистически настроенный сброд вопил: "Смерть Эйнштейну!" И как в то время, так и теперь в Веймарской республике не нашлось ни одного прокурора, который принял бы меры к пресечению этих подстрекательств к убийству.

После гнусного спектакля в Берлинской филармонии Эйнштейн сказал одному из корреспондентов: "Я кажусь себе человеком, который лежит в хорошей постели, но которого мучают клопы".

К этому он добавил: "В Берлине со стороны ближайших коллег я встречаю максимально любезное к себе отношение. Однако за последние несколько месяцев, а именно с тех пор, как были опубликованы результаты английской экспедиции по наблюдению солнечного затмения, подтвердившие мои предсказания, я подвергаюсь с известной стороны совершенно неделовому преследованию".

Славной страницей в истории немецкой науки останется тот факт, что три выдающихся коллеги Эйнштейна - Макс фон Лауэ, Вальтер Нернст и Генрих Рубенс - тотчас же опубликовали в прессе заявление, где они отмечали "беспримерную глубину интеллекта Эйнштейна" и давали отпор злобной кампании, которая велась против него. Это заявление, написанное фон Лауэ, завершалось следующими строками: "Всякий, кто имеет счастье быть близким к Эйнштейну, знает, что никто не может его превзойти в уважении к чужим идеям, в личной скромности и антипатии ко всякой рекламе. Справедливость требует незамедлительно выразить это наше убеждение, тем более что вчера вечером не представлялось возможности это сделать".

Эйнштейн сам опубликовал в газете "Берлинер тагеблат" от 27 августа 1920 года статью, иронически озаглавленную "Об антирелятивистском акционерном обществе", в которой он комментировал спектакль, организованный в Берлинской филармонии. Друзья Эйнштейна придерживались того мнения, что это был не совсем удачный шаг со стороны ученого: он вступил в спор с людьми, которые заслуживали только презрения. Это, по-видимому, верно. Тем не менее ответ Эйнштейна был необычайно показателен. Из него явствует, насколько точно ученый осознавал политическую подоплеку направленной против него "критики". Это видно из следующих его слов: "Если бы я был немецким националистом, со свастикой или без нее, а не евреем со свободолюбивыми и интернационалистическими убеждениями..."

Спустя несколько дней в немецкой прессе появилось сообщение, что Эйнштейн, оскорбленный развязанной против него травлей, хочет покинуть Берлин и Германию. Прогрессивные газеты выражали свое сожаление по поводу этого намерения ученого и подчеркивали, что Эйнштейн снова восстановил престиж Германии и ее научную репутацию, которые были испорчены немецкими профессорами, и что его поэтому следует считать частью национального богатства. Наоборот, реакционные и антисемитские листки не скрывали своей радости. "Эйнштейн уезжает. Мы надеемся, что о нем можно сказать словами Орлеанской девы: И никогда больше не вернется!.."

Действительно, голландские друзья Эйнштейна, которые о нем беспокоились, предложили ему кафедру в Лейдене. Он, однако, отклонил это предложение. Как следует из его писем, отъезд из Берлина в это время он рассматривал как предательство по отношению к своим немецким коллегам, которые проявляли к нему такое уважение и любовь и так самоотверженно его защищали. Все же Эйнштейн выразил готовность принять звание почетного профессора голландского Королевского университета в Лейдене и время от времени читать там лекции. Эту почетную должность он занимал до 1933 года, когда он окончательно покинул Европу.

Фридрих Гернек, 1984 год