Последние берлинские годы

Альберт Эйнштейн

После окончания мировой войны Эйнштейн отнюдь не ограничивался ролью интерпретатора своей теории относительности, а продолжал неутомимо работать над занимавшими его физическими проблемами. Уже в 1917 году он по-новому вывел формулу излучения Планка, внеся таким образом весомый вклад в развитие квантовой теории. Его идея индуцированного излучения стала теоретической основой современной лазерной техники. Как и при открытии энергии атомного ядра, Эйнштейн и здесь на четыре десятилетия опередил технические возможности своего времени. Его идея "вероятности перехода" также была фундаментальным вкладом в квантовую физику.

В середине 1920-х годов была создана квантовая механика. Вскоре после этого обнаружились значительные расхождения во взглядах между Эйнштейном и ведущими представителями этой новой области физики, касавшиеся принципиальных гносеологических вопросов. Правда, Эйнштейн восхищался успехами в разработке квантовой механики, достигнутыми под руководством Борна и Бора, однако он не мог примириться с тем, что закономерности микромира имеют лишь вероятностный характер. Он не считал статистическую квантовую механику принципиально новым учением, а рассматривал ее лишь как временное средство, к которому приходится прибегать, пока не удалось получить "полного описания реальности". Он обвинял Борна в том, что тот верит в "бога, играющего в кости".

На сольвеевских конгрессах 1927 и 1930 годов дело дошло до горячих, порой драматически острых дискуссий между Эйнштейном и Бором по вопросам интерпретации квантовой механики. Эйнштейн не мог убедить своими доводами ни Бора, ни более молодых сторонников квантовой физики, таких как Гейзенберг или Паули. С тех пор он следил за работами "копенгагенской школы" с чувством глубокого недоверия. Статистические методы квантовой механики казались ему "невыносимыми" с теоретико-познавательной и неудовлетворительными с эстетической точки зрения. Безусловно, он был прав, указывая, что многие рассуждения представителей квантовой механики облечены в весьма сомнительную философскую форму. Вместе с тем он не видел, что со времени открытия соотношений неопределенности понятие физической реальности действительно коренным образом изменилось и теперь к нему уже нельзя подходить с позиций старого, в существенной своей части метафизического материализма.

Начиная со второй половины 1920-х годов Эйнштейн уделял много времени и усилий разработке единой теории поля. Такая теория должна была привести к общей системе формул как для электромагнитного, так и гравитационного полей, которые до этого рассматривались как независимые и по-разному описывались математически. Эйнштейн опубликовал несколько работ, содержавших попытки создания такой теории, однако они не удовлетворяли даже его самого.

Помимо научных "мудрствований", как их называл сам Эйнштейн, на первом плане его деятельности продолжали находиться вопросы текущей политики. Эйнштейн всегда был решительным и открытым противником империализма. Он понимал зловещую роль монополистического капитала, в особенности в тяжелой промышленности, "Военная промышленность, - писал он, - в действительности представляет собой одну из величайших опасностей для человечества. Она - черная движущая сила, скрытая за повсюду распространяющимся национализмом". Эйнштейн не был оратором; по собственному признанию, он мог приносить больше пользы, сидя за письменным столом. Тем не менее он неоднократно выступал публично на различного рода собраниях и конференциях, целью которых было установление мира и взаимопонимания между народами. Так, в начале двадцатых годов Эйнштейн произнес речь в здании берлинского рейхстага на собрании "Немецкой лиги в защиту прав человека", посвященном примирению между французским и немецким народами.

Некоторое время он принимал участие в работе созданной Лигой наций комиссии по интеллектуальному сотрудничеству, однако вышел из состава комиссии, убедившись в том, что ее рабочая группа ограничивается лишь безответственными разговорами. Он прилагал постоянные усилия к тому, чтобы привлечь работников умственного труда к организованной борьбе за мир. Так, поздней осенью 1932 года он пытался вместе с Ланжевеном создать "Международное объединение ведущих представителей интеллигенции, стоящих на твердых пацифистских позициях", которое должно было через прессу оказать политическое влияние на решение вопросов разоружения, безопасности и так далее.

Под пацифизмом Эйнштейн понимал действенную борьбу за мир, активные выступления против войны и ее подготовки. "Пацифизм, который не борется активно с гонкой вооружений государств, всегда останется бессильным", - заявлял он. Полное разоружение должно, по его мнению, привести к тому, что войны окончательно отойдут в прошлое и грядущие поколения будут знать о них, лишь как о "непостижимом заблуждении предков". Его статья "К вопросу о разоружении" оканчивалась следующими словами: "От нас самих зависит, найдем ли мы путь мира или будем продолжать идти по прежнему, недостойному нашей цивилизации пути грубой силы. Наша судьба будет такой, какую мы заслужили".

Сначала Эйнштейн выступал за безусловный отказ от военной службы независимо от причин войны. Однако он изменил свою позицию в этом вопросе после первых испытаний, связанных с приходом к власти в Германии фашистского режима. Когда весной 1933 года бельгийские противники военной службы спросили Эйнштейна, как им вести себя в случае нападения Германии на Бельгию, он ответил, к удивлению безусловных сторонников принципа уклонения от военной службы: "В этом случае каждый, по мере своих сил, должен бороться за свободу своего отечества". Если Эйнштейн отвергал насилие как средство политики, это еще не значило, что он был пацифистом во что бы то ни стало; начиная с 1933 года он уже понял различие между справедливыми и несправедливыми войнами.

"Символ веры" Эйнштейна периода его последних берлинских лет сохранился в виде записи на граммофонной пластинке, выпущенной осенью 1932 года "Немецкой лигой в защиту прав человека". Этот документ позволяет непосредственно слышать голос великого ученого и гуманиста, с трогательной простотой формулирующего свое общее и политическое мировоззрение. Убедительно защищая демократию и социальную справедливость, Эйнштейн в страстных тонах выступает против милитаризма и национализма, даже если этот последний прикрывается личиной "патриотизма". Отвратительный "патриотизм" немецких националистов и гитлеровских фашистов, с которым ученый достаточно много сталкивался в начале 1930-х годов, был ему столь же неприятен, как и тупоумный ура-патриотизм "верноподданных кайзера", отвергнутый им еще в 1914 году.

С точки зрения своих антиимпериалистических и антимилитаристских позиций Эйнштейн выступил против планов новой немецкой колониальной политики, которые вынашивались в 1920-е годы. Отвечая на анкету одного гамбургского журнала, должна ли Германия стремиться к приобретению колоний и каким образом ей следует проводить "колониальную деятельность", Эйнштейн ответил, что как общее количество полезной земли, так и число занятых в сельском хозяйстве людей можно существенно увеличить в самой Германии за счет освоения еще не возделанных полей, за счет более интенсивной обработки земельных участков и за счет раздела крупной земельной собственности. Эту "внутреннюю колонизацию" он считал "более полезной, надежной и привлекательной, чем государственную колонизацию заморских земель, которую имела в виду анкета".

После 1925 года Эйнштейн в течение некоторого времени не предпринимал далеких путешествий. Если не считать поездок для чтения лекций в Лейдене, а также летних поездок в Швейцарию и на побережье Северного или Балтийского морей, он все время жил в Берлине, занимая со своей второй женой и ее двумя дочерьми квартиру в верхнем этаже четырехэтажного доходного дома в районе Шенеберг. В чердачном помещении, которое находилось над квартирой, для него были оборудованы две комнаты, служившие ученому кабинетом и библиотекой, где ему никто не мешал работать.

Эйнштейн не любил большого города и часто отправлялся на озера, расположенные в окрестностях Берлина, где с наслаждением занимался парусным спортом. Весной 1929 года по случаю 50-летия ученого магистрат Берлина преподнес ему в подарок лесистый участок в сельской общине Капут на берегу Темплинского озера. Эйнштейн распорядился построить здесь просторную, удобно оборудованную виллу. Отсюда он уплывал на своем парусном ялике, часами курсируя по Хафельским озерам. Нередко он посещал астрофизическую обсерваторию, расположенную на Телеграфенберг около Потсдама, где в начале двадцатых годов был сооружен башенный телескоп, оборудованный для изучения солнечного излучения, в частности для измерения релятивистского эффекта "красного смещения". Башня, в которой находился телескоп, получила широкую известность под названием "башни Эйнштейна".

Начинал с 1930 года Эйнштейн проводил зимние месяцы в Калифорнии. В Пасаденском технологическом институте он читал лекции о результатах своих научных исследований. Таким образом, спустя десять лет после своей первой поездки он снова оказался в США. На одном из торжественных банкетов выступил престарелый физик-экспериментатор лауреат Нобелевской премии Майкельсон, который охарактеризовал открытия Эйнштейна как небывалую в истории науки революцию в естественнонаучном мышлении. В свою очередь Эйнштейн отдал в своей ответной речи должное "изумительной экспериментальной работе" Майкельсона, которая сыграла такую большую роль в создании теории относительности.

Впрочем, противник войны Эйнштейн, получивший от своих врагов прозвище "коммуниста", вызывал расположение отнюдь не у всех американцев. Так, реакционная американская женская лига публично протестовала в 1932 году против выдачи Эйнштейну права на въезд в Соединенные Штаты. В ответ на это ученый ограничился ироническим замечанием, в котором он сравнил "бдительных гражданок" США с "верными гусями", некогда спасшими своим гоготом римский Капитолий. Осенью 1932 году Эйнштейн покинул свою дачу в Капуте, чтобы в начале декабря приступить к очередному циклу лекций в Пасадене. Как вскоре выяснилось, это было окончательным прощанием с его родиной.

Фридрих Гернек, 1984 год