Послесловие (Б.Г.Кузнецов)

Альберт Эйнштейн

Что можно прибавить к русскому переводу книги Фридриха Гернека об Альберте Эйнштейне, к тому, что советский читатель узнал из нее о жизни и творчестве одного из величайших мыслителей всех времен и народов? Узнал он многое - не только по обилию фактов, но и по их значению для истории науки и истории цивилизации в целом. Может быть, читатель не согласится с некоторыми заключениями и оценками автора: биография Эйнштейна и тем более современная интерпретация его идей ставят множество сложных историко-научных, историко-философских и историко-культурных проблем, оставляющих достаточно простора для дальнейших дискуссий; тема эта неисчерпаема. Я не буду здесь останавливаться на спорных оценках и ограничусь некоторыми дополнительными замечаниями, связанными с перспективами обобщения и применения идей Эйнштейна, и с мыслями, навеянными начавшейся полосой эйнштейновских годовщин. Эта полоса (в 1979 году - столетие со дня рождения мыслителя, в 1980 году - четверть века со дня его смерти и семидесятипятилетие специальной теории относительности, в 1981 году - шестьдесят пять лет общей теории относительности) заставляет задуматься над самыми глубокими и острыми проблемами современной цивилизации. Нельзя сказать, что человечество только в связи с годовщинами вспоминает об Эйнштейне: оно и не забывало о нем - усиливающееся воздействие неклассической физики на судьбы людей с беспрецедентной силой напоминает о его идеях. И все же каждая годовщина заставляет задуматься, причем вызывает не только и даже не столько образы прошлого, сколько картины будущего и в этой связи попытки ответить на вопрос: что означают личность Эйнштейна, его жизненный путь и посмертное развитие идей для истории цивилизации в целом - именно в целом. В первой половине 20 века, особенно в 1920-е годы, многие ученые лишь интуитивно угадывали, что теория относительности не ограничится трансформацией картины мира, что изменятся и производство, и характер мышления людей. Во второй половине века такое интуитивное озарение целиком подтвердилось: представление о метагалактике и микрокосме, логика познания мира, направление и стиль математического анализа, прикладные направления науки, атомная энергетика и другие неклассические по своим теоретическим истокам области производства, характер труда и образования, темпы познания и преобразования мира, отношение естественнонаучных идей к общественным - все это испытало в течение нескольких десятилетий радикальные изменения.

Изменилось и само положение науки, ее общественная роль, ее социальный, экономический и культурный эффект. Я остановлюсь только на некоторых изменениях, связанных с научным подвигом и идеями Эйнштейна: на роли науки в длительной борьбе рационализма и иррационализма, на роли личности и на зависимости этой роли от развития науки, на этических идеалах в их связи с наукой и на воздействии науки на производство.

В последние годы в ряде стран резко усиливаются нападки на разум и науку. Их рассматривают как угрозу человечеству и противопоставляют им алогическое мышление и веру. Какова роль идей Эйнштейна и неклассической физики в целом на современном этапе векового спора между защитниками и противниками разума? На чьей стороне теория относительности и квантовая механика?

На стороне разума. Более того, современная неклассическая физика дает рационализму такие аргументы, каких он никогда еще не получал от науки. Вместе с тем она требует от рационализма, от апологии разума дальнейшего развития. Теория относительности изменила представление о евклидовой геометрии мира - многовековой основе рациональной познаваемости Вселенной. Напомню, что Достоевский устами Ивана Карамазова говорил о евклидовой геометрии мира как о рациональной схеме мироздания и о неевклидовой как об иной, но также рациональной его схеме. Квантовая механика изменила самую логику рационального, научного мышления. Когда-то Лаплас писал, что человеческий разум испытывает меньше трудностей, когда он продвигается вперед, чем тогда, когда он углубляется в самого себя. Наука сейчас подошла к периоду очень быстрого "углубления разума в самого себя" и перехода от одного логического строя к другому, от одного стиля научного мышления к другому.

Нужно подчеркнуть, что и в современной науке, стоящей на пороге систематического анализа парадоксальных процессов в космосе и в ультрамикроскопическом мире, и в современной культуре в целом речь идет не об отказе от рационалистического анализа, от детерминизма, не о каких-либо границах познания. Речь идет о более сложном, более парадоксальном рационализме, о более сложном детерминизме, о новых, еще более далеких от классических эталонов путях познания.

Рационализм неклассической науки, ведущей свое летоисчисление от идей Эйнштейна, не противостоит личности человека, ее автономии, ее неповторимости, ее индивидуальным судьбам. Только что была упомянута реплика Ивана Карамазова насчет евклидовой и неевклидовой гармонии мира. Напомним вместе с тем фразу Эйнштейна о Достоевском: "Он дал больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс". Достоевский отрицал любую космическую гармонию, если она игнорирует судьбу личности. По существу все творчество Достоевского сформулировало вопрос 19 столетия, адресованный следующему, 20 столетию: "Возможно ли достичь социальной и моральной гармонии, не игнорирующей судьбы людей, не превращающей их в жертвы слепых, стихийных законов?" Этот вопрос адресован науке.

Мне кажется, в 20 веке неклассическая физика перешла от характерного для науки 19 века игнорирования элементарных процессов в макроскопической картине мира к переносу центра тяжести на индивидуальное, на то "элементарное", которое стало в современной науке очень сложным и тесно связанным с космическими процессами, со Вселенной в целом. Сейчас такая тенденция в физических представлениях о космосе и микрокосме стала особенно отчетливой. Вместе с тем применения неклассической науки изменяют характер труда, требуют от работника непрерывной рационализации, непрерывного преобразования производственного процесса. Современный рационализм под влиянием идей Эйнштейна, их развития и применения уже не может видеть в индивидуальных процессах выполнения неизменных законов бытия, он включает трансформацию логических правил, аксиом познания и вместе с тем ведет к рациональному преобразованию бытия.

Классическая физика и прежде всего законы механики, изложенные в "Математических началах натуральной философии" Ньютона, в известном смысле претендовали на роль вечных скрижалей науки. Большинство мыслителей 18-19 веков думали, что законы механики Ньютона представляют собой незыблемый фундамент естествознания. Классическая наука - это не только определенные аксиомы, но и уверенность в их незыблемости. Что же такое неклассическая физика? Иногда ее определяют чисто негативным образом: она "не классическая", то есть в общем случае она отказывается от фундаментальных постулатов, из которых исходит классическая физика. Но это лишь часть дела. С новыми открытиями в физике изменилось представление о самой науке. Концепции Эйнштейна не только заменили старые фундаментальные физические законы новыми. Эти новые законы уже не претендовали на окончательное решение основных проблем бытия.

В 19 веке Гельмгольц видел высшую и конечную цель науки в сведении всей картины мира к центральным силам, полностью подчиненным механике Ньютона. Современный же физик вообще не ставит перед собой какой бы то ни было окончательной цели. Подобные иллюзии утеряны навсегда. Неклассическая физика - это здание, которое не только растет вверх, но и углубляется в поисках все более основательного фундамента, который, однако, никогда не будет последним.

Каждая эпоха в науке характеризуется некоторыми идеалами физического объяснения природы. Современный идеал науки отличается от классического не только своим содержанием, но и своей динамичностью. Современная наука даже в том идеале объяснения мира, к которому она стремится, видит нечто меняющееся уже на глазах одного поколения.

Основной итог начатого Эйнштейном преобразования стиля научного мышления - изменение аксиом познания, не только "неевклидова Вселенная", но и принципиально "неевклидово мышление" - меняет роль науки в формировании этических идеалов эпохи.

Наука как система непоколебимых аксиом кажется независимой от моральных идеалов. Анри Пуанкаре писал, что наука имеет дело всегда с изъявительным наклонением, а мораль - с повелительным. Но неклассическая наука, выросшая из идей Эйнштейна, - это не система раз навсегда данных истин, это непрекращающийся поиск, который обладает несомненным моральным эффектом. В беседе с ирландским писателем Мэрфи Эйнштейн говорил: "Всеобщий интерес к научной теории вовлек в игру высшие сферы духовной деятельности, что не может не иметь огромного значения для морального оздоровления человечества".

"Всеобщий интерес к научной теории"! Это крайне характерная особенность того, что создал Эйнштейн. Тот напряженный и все возрастающий интерес к теории относительности и к личности ее творца, так ярко проявляющийся сейчас в связи со столетием со дня рождения Эйнштейна, показывает величайшую демократизацию науки и ее новое отношение к широким общественным кругам.

Во второй половине 20-го века этот растущий интерес связан с реальной перестройкой производства на базе новых научных представлений и новых научных идеалов, с тем, что получило название современной научно-технической революции. Применение новых, неклассических научных представлений прямо или косвенно связано с идеями Эйнштейна. В качестве примера можно, в частности, назвать атомную энергетику и квантовую электронику, без которых трудно себе представить современную научно-техническую резолюцию. Что же касается идеалов науки, то они идут дальше, к послеатомной цивилизации. Исходная область грядущей новой научной революции, ее первый путь - теория элементарных частиц. Видимо, ближайшая ступень этой теории будет состоять в систематизации известных сейчас частиц, а также новых, которые будут еще найдены.

Есть также все основания думать, что дальнейшее развитие науки будет характеризоваться наметившейся уже сейчас общей тенденцией к объяснению известных из эксперимента основных свойств элементарных частиц, к ответу на вопрос, почему частицы данного типа обладают именно такими, а не другими массами и зарядами. Другой путь, который ведет к принципиально новым основаниям научной картины мира, - это современные космология и астрофизика. Эти направления все больше сливаются в одно.

В пределах атомного века и на путях к послеатомной цивилизации продолжается то воздействие науки на роль человеческой личности, о которой шла речь выше. При рациональной организации общества полная реализация возможностей атомного века приводит к существенному преобразованию роли человеческой личности: личность перестает быть "неглижаблем" (так Достоевский называл человека, бессильного перед стихийными законами бытия) - человек становится инициатором радикальных преобразований картины мира, характера труда, структуры производства, баланса используемых природных ресурсов. Современное учение о пространстве, времени, движении, веществе и жизни, наиболее фундаментальные исследования, которые иногда называют меганаукой, становятся непосредственным импульсом для наиболее радикальных технических, экономических и экологических трансформаций. Отсюда небывалый интерес в очень широких кругах к физике, к ее воздействию на другие науки, к возникновению и развитию неклассической науки, которая получает от современной физики импульсы, заимствует у нее понятия, применяет и конкретизирует ее выводы. И этот широкий интерес является существенным вкладом в современную идейную борьбу. Он направлен против иррационализма, он укрепляет доверие к разуму, очень важную гарантию прогресса современной культуры.

Для дальнейшего применения и развития идей Эйнштейна требуется очень смелая постановка собственно познавательных задач. Здесь важна уверенность в том, что фундаментальные исследования не могут не принести важных практических результатов. Но эти результаты далеко не всегда можно предвидеть. Когда экспериментатор хочет установить новую, еще неизвестную закономерность, результат предстоящих исследований не может быть заранее известен; когда мыслитель обдумывает кардинальные вопросы, на которые дадут ответы новые ускорители или новые телескопы, каждый из этих будущих ответов может поставить под сомнение самый смысл заданных вопросов. И во всяком случае каждый такой ответ может быть совершенно неопределенным в смысле практических выводов. В космос и в микромир человека прежде всего ведет стремление к решению познавательных задач. Каковы бы ни были возможные практические результаты будущих астрофизических исследований или сооружения сверхмощных ускорителей элементарных частиц, отнюдь не эти результаты, которые нельзя определить заранее, служат непосредственным стимулом указанных исследований.

Теория относительности стала источником такого радикального практического результата, как атомная энергетика, именно благодаря общему, отвлеченному и чисто познавательному характеру поставленных в начале столетия вопросов о пространстве, времени, движении, массе, энергии и так далее.

Сейчас перед наукой, и в первую очередь перед физикой элементарных частиц и астрофизикой, стоят еще более общие и еще более фундаментальные вопросы. И они, конечно, будут решаться независимо от возможности их будущих практических приложений.

Но познавательный характер того, что называют меганаукой, и решение основных познавательных задач, поставленных в начале 20-го века идеями Эйнштейна, не противоречат необходимости прогнозов практического применения неклассической науки. Можно и нужно нарисовать некоторые контуры того, что наука даст производству в ближайшие десятилетия, и более общие контуры того, что она обещает следующему столетию.

Ближайшие перспективы, скажем до 2000 года, просматриваются довольно ясно и однозначно. К указанному сроку атомная энергетика станет преимущественной компонентой электроэнергетического баланса. Она будет опираться на реакторы-размножители, которые дают больше ядерного горючего, чем потребляют его. Основой технологии станет квантовая электроника. Кибернетика будет введена в важнейшие производственные процессы. Молекулярная биология и особенно радиационная генетика позволят преобразовать органическую жизнь. Химия приблизится к возможности делать "все из всего" и коренным образом изменит сырьевую базу производства. Экономический эффект: производительность труда будет возрастать не только с большой скоростью, но и с непрерывным ускорением.

Что же касается более далеких прогнозов, которые еще не обрели хронологической определенности, то для них исходным пунктом являются теоретические коллизии в современной физике и некоторые экспериментальные направления. Сейчас физика занята подготовкой вопросов, которые будут заданы природе с помощью новых, чрезвычайно мощных ускорителей частиц. Я имею в виду ускорители, которые будут превосходить по мощности современные установки в десятки раз. Они дадут возможность проникнуть в очень малые пространственно-временные области. Можно ожидать, что в этих областях наука столкнется с принципиально новыми явлениями. В частности, есть основания предполагать, что здесь частицы не движутся в обычном смысле движения тождественных себе тел, а возникают и исчезают, то есть основная проблема состоит не в поведении, а в бытии частиц.

Очевидно, развитие этого направления потребует не только огромной экспериментальной работы, но и весьма больших интеллектуальных усилий, преобразования логики научного мышления. А это в свою очередь не может не сказаться на общем интеллектуальном потенциале науки.

В свое время теория относительности не только привела к таким практическим выводам, как использование внутренней энергии атомного ядра, но и оказала заметное воздействие на цивилизацию вообще, преобразовав самый стиль научного мышления. Современная физика, опираясь на изучение микромира и космоса, идет к еще более радикальному преобразованию научного мышления. Практические результаты такого преобразования приведут к генезису послеатомной цивилизации.

Можно ли сейчас сказать что-либо определенное об эпохе, когда практическое применение получат не только достижения атомной физики, но и физики элементарных частиц? Контуры послеатомной цивилизации можно наметить лишь весьма неопределенно. Однако не исключено, что центральную роль в практических применениях послеатомной физики будут играть процессы трансмутации частиц, в том числе аннигиляции пар частица-античастица. Сейчас такие процессы относятся к числу довольно экзотических. Но весьма вероятно, что именно они станут исходным научно-техническим звеном послеатомного века, подобно тому как экзотические для конца 1930-х годов процессы деления ядер урана стали исходным звеном атомного века.

Процессы трансмутации частиц в принципе могут освободить энергию, соответствующую всей массе покоя вещества. Это примерно в тысячу раз больше, чем при делении ядер урана. Если удастся изолировать античастицы, отделив их от частиц, мы получим аккумулятор, который сможет накапливать в каждом грамме вещества 9·10²⁰ эрг энергии. Подобные сверхаккумуляторы найдут себе применение в космических кораблях и позволят проникнуть к периферии Солнечной системы, а может быть даже за ее пределы.

Возможна аккумуляция энергии с помощью достижений физики элементарных частиц в очень малых по размерам приборах, в которых на миллиметровых или еще меньших уровнях создаются мощные электромагнитные поля, высокие напряжения, температуры, давления... Такая миниатюризация может радикально изменить всю технологию и силовой аппарат производства. Подобные сверхаккумуляторы найдут широкое применение в медицине.

Идеи Эйнштейна, оказывая влияние на производство, изменили еще в одном аспекте соотношение науки и общества. Речь идет о планировании науки, о составлении планов научных и научно-технических исследований. Гениальная идея Владимира Ильича Ленина, идея электрификации страны, была основой первого в мире плана комплексного применения классической науки - классической электродинамики, классической термодинамики, классической механики, классической электронной теории. Когда под руководством Ленина разрабатывался план электрификации Советского государства, план ГОЭЛРО, еще не могло идти речи об использовании атомной энергии или развитии квантовой электродинамики и других направлений научно-технического прогресса, вытекающих в последнем счете из концепций Эйнштейна. Но план электрификации и последующие планы реконструкции хозяйства включали планы развертывания теоретических и экспериментальных центров, которые стали опорными узлами атомного века и подготовки послеатомной цивилизации. Сейчас планирование науки, развивающейся на неклассической основе, является продолжением и развитием ее планирования в предыдущие годы.

В заключение несколько слов о самой важной для современного общества эйнштейновской традиции. Эйнштейн был сторонником мирного применения науки, борцом за мир, борцом против опасности термоядерной катастрофы. Эта позиция мыслителя тесно связана с его научным подвигом, с его физическими открытиями. На столь высоком уровне научного обобщения физическая идея не может не быть связана с пониманием не только собственно физических выводов, но и тех результатов, которые несет обществу реализация этой идеи. Концепции Эйнштейна при их развитии и применении обещают расцвет индустрии, культуры, благосостояния, но это требует предотвращения того, что угрожает самому существованию человеческой цивилизации. В последнем счете с такой ситуацией связан растущий интерес к идеям Эйнштейна и к его жизни.

Высказанные здесь соображения мне не кажутся далекими от содержания книги профессора Фридриха Гернека, от изложения этапов жизни и основных идей Эйнштейна. Прошло сто лет со дня его рождения, три четверти века после создания теории относительности, четверть века после смерти ученого. Посмертная судьба творчества гения состоит не только в сохранении его идей, но и в их необратимом обобщении и конкретизации. Гений в течение десятилетий и веков становится не дальше, а ближе новым поколениям, если под близостью понимать объем и интенсивность связей его идей с новыми проблемами необратимого и бесконечно развивающегося познания и преобразования мира. Поэтому чтение книги Гернека несомненно вызовет в умах ее новых читателей ассоциации с тем, что занимает их сейчас, с современной наукой, культурой, производством, с прогнозами на конец столетия и на будущее столетие, с воспоминаниями об историческом прошлом, с делами и проблемами сегодняшнего дня. Поэтому мне показалось уместным присоединить к новой книге об Эйнштейне некоторые замечания об указанных связях.

Фридрих Гернек, 1984 год