Башня Солнца

Разговор с электрическим мозгом

С детства помню я книгу Томмазо Кампанеллы "Город Солнца". Итальянец из Калабрии, активный участник борьбы за освобождение Южной Италии от гнета испанской монархии, как сумел он почти четыре века назад создать прообраз коммунистического общества? Обвиненный в заговоре, прошедший невыносимые пытки инквизиции, он был приговорен к пожизненному заключению. И там, в каменном мешке тюрьмы, перед его глазами вставали светлые улицы Города Солнца, человеческие отношения далекого Завтра.

Отраженный свет этой поразительной утопии, нарисованной одиночкой-мечтателем, дошел до нас через столетия и продолжает волновать смелостью предвидения и чистотой помыслов.

Эти мысли невольно пришли ко мне, когда на Всемирной выставке ЭКСПО-70 я остановился перед ее центральным сооружением - "Башней Солнца". Кругом в неистовом стремлении поразить воображение высились причудливые здания. Талантливейшие архитекторы и художники всех стран мира выдумывали эти сооружения, чтобы потрясенный посетитель, заинтересовавшись, почти помимо воли и сознания своего погрузился в таинственные глубины экспозиции.

Вот древняя японская пагода - копия сооружения тысячелетней давности. Под ее крышей развернул свои залы один из самых мощных кибернетических концернов Японии. Вот стальной пузырь французского павильона с мигающим бисером электрических вспышек на его глобальной поверхности. Вот надувная громада странного и удивительного сооружения, напоминающего гулливеровский огромный оранжевый матрац. Это тоже павильон выставки. Вот связанные между собой цилиндры - геометрически размещенные в пространстве пни еще не выкорчеванного архитектурного леса второй половины 20 века. В многоэтажных цилиндрах прошлое, настоящее и будущее Японии! Вот "летающая тарелка", подвешенная на бетонную подставку, по-журавлиному выгнувшая свою могучую шею. Это павильон Австралии. Голубые шары ФРГ, гигантский, врытый в землю овал павильона США.

Все эти здания, фонтаны, водохранилища соединены прозрачными трубами движущихся тротуаров, серпантинами монорельсовой дороги. Торжественно проплывают над расцвеченными сооружениями шаровидные кабины канатной дороги.

Перед главным, самым большим павильоном выставки - сооружение конусообразной формы. Оно чем-то напоминает белую сахарную голову. Но от стометровой глыбы голубоватого рафинада почему-то расходятся в стороны тоже конические неопределенные отростки, чем-то напоминающие руки. А на белой поверхности титанической сахарной головы вырисовывается круглое расплывчатое лицо. Его можно рассматривать анфас и в профиль. Пухлые губы, мясистый нос, большие, ничего не выражающие глаза. Именно так в детстве появляется первый рисунок - слегка улыбающееся, круглое, как колобок, солнышко.

Авторы павильона добились своего. Именно оно, детское восприятие, заставило нас поверить в то, что "Башня Солнца" воплотила в себе живой облик очеловеченного светила.

Но главный символ - в золотом диске, язычески грубо изображающем Солнце. Золотой диск над конусом башни. Два глаза - два прожектора смотрят на вас безжалостным взглядом кибернетического века. Башня и золотой символ светила прорезают насквозь колоссальную платформу крыши, закрывающую изразцовую площадку, на которой запросто можно разместить добрый десяток футбольных полей.

Мы только что скрылись от крупных капель дождя, забарабанивших по металлической платформе, раскинувшейся над башней. В круглом проеме ее, там, где острие башни с золотым диском пронзает платформу, заварилась очередная громовая свистопляска японской грозы. Осенью грозы идут здесь не переставая. Вспышки молний и глухие раскаты грома, словно специально задуманные фантастом, сопровождают нас на самодвижущихся лестницах. Симфония грозы переплетается с почти трагической, как реквием, музыкой. Она не оставляет нас ни на минуту.

Захваченные музыкой, вздрагивая от раскатов грома, мы приобщаемся к великому таинству рождения жизни на Земле. Ведь именно от первых электрических разрядов молний, от солнечного ультрафиолета и зародилась когда-то в океане белковая клетка - первый комочек жизни. Именно об этом рассказывает главный экспонат - "Дерево жизни". Это фантастическое дерево растет в чреве "Башни Солнца". Мы только что видели в ультрафиолетовых лучах и вспышках грозы тысячекратно размноженные зеркалами первые белковые соединения. Вирусы, бактерии, одноклеточные - это лишь фундамент "Дерева жизни". Это корни его.

На могучем стволе, от которого, словно бивни мамонта, расходятся ветви-рога, перед глазами нашими разворачивается феерическая картина эволюции живого. Главный бивень ствола пропорол не века, не тысячелетия - миллионы и миллионы лет.

Где-то внизу на рогах-ветвях "Дерева жизни" видны первые живые начала, сформировавшиеся из белковой клетки. Эра протеида. За ней следует эра трилобитов. Они унизали собою могучие ветви дерева: медленно качаются медузы, загадочно шевелятся примитивные морские чудовища.

Самодвижущаяся лестница, обвиваясь вокруг основного ствола дерева, уносит нас вверх и вверх. Мы попадаем в эру рыб: над головой проплывает стреловидное тело древней акулы, медленно движутся морские черепахи. Меняющийся свет продолжает свою игру в каком-то странном сплетении с трагически торжественной музыкой. Я понимаю: это светомузыка...

Эра рептилий. Казалось бы, невозможно и мысленно представить себе оживленных волею декораторов древних ящеров и динозавров. Косит свой страшный глаз птеродактиль, проплывая в метре от вашего лица. Художники, сотворившие "Дерево жизни", не пошли на банальное копирование древних животных. Игра света, звука, роговой изгиб древесного ствола, стометровым клинком пронзающего внутреннюю пустоту "Башни Солнца", настолько убедительны, что невозможно отделаться от реального ощущения присутствия в этом загадочном мире.

А эскалаторы поднимаются еще выше. Здесь эра млекопитающих. В рыжеватых клочьях шерсти на вас смотрит мамонт. Примостилась на ветке дерева длинношерстная горилла. На вершине проклевывается первое существо, наделенное разумом. Не из него ли через миллионы лет родился человек?

Под грохот громовых раскатов, в неистово меняющемся свете, сопровождаемые все той же трагической мелодией, мы медленно ввинчиваемся, поднимаясь к вершине "Дерева жизни". Кто сумел миллионолетний процесс эволюции живого изобразить столь поэтически и столь могущественно? Неужели это застенчивый японский фантаст Саке Комацу?

Вот мы на вершине "дерева". Здесь во всей своей простоте и в необыкновенной сложности встает бессменный "царь природы" - Человек, он венчает "Дерево жизни".

На огромной панели, разместившейся под гигантской платформой, перекрывающей весь павильон "Башни Солнца", дана схема человеческого мозга. Отдельные участки "черного ящика", над разгадкой которого трудятся сегодня ученые и компьютеры. Вот зона, ведающая движением. Вот тесный уголок радости и горя - здесь растут добро и зло. Любовь и ненависть. Правда и преступление. Найдем ли мы когда-нибудь ключ, чтобы распахнуть заветную кладовую наших эмоций?

Но этот схематический мозг со всеми его особенностями создали человеческие руки. Вот они - две огромные руки - синяя и красная - как символ очеловечивания человека. Огромные ладони впервые стискивали орудия труда и орудия уничтожения.

И вот перед нашими глазами трагическая картина потемок человеческого бытия. Гримасничая, неистово кликушествует на экране Адольф Гитлер. Рядом страшная тень Майданека с его барачной безжалостностью. Огненная вспышка Хиросимы - следы атомной катастрофы до сих пор видны на лице Японии.

Невольно вспоминаются слова Роберта Оуэна, сказавшего давным-давно: "В человеке при появлении его на свет нет ни положительного зла, ни положительного добра, а есть только возможность и способность к тому и другому, развиваемые в нем в зависимости от среды, в которой он живет, и воспитания, которое он получает в семье и обществе".

"Башня Солнца", куда привела ты нас? По каким путям пойдешь ты, гомо сапиенс, владыка космоса, атома и генетического кода?

И, как разрядка накопившемуся электростатическому напряжению, которое мы несем в себе от подножия "Дерева жизни" к его вершине, мы попадаем вдруг в освещенный коридор. Надпись встает перед глазами: "Вы строители города будущего. Он в вас самих".

Так вот он какой, с детства романтизированный "Город Солнца". Мы ищем его на вершине солнечной башни, на вершине "Дерева жизни" - там, где рождается в муках, крови и слезах солнечное будущее человека. Это о нем, о будущем, украдкой вздыхает японский работяга, переживший слепящий ужас Хиросимы. О нем, о будущем, откровенно мечтают обнявшиеся влюбленные, всматриваясь в округлый овал солнечного лика на белой башне. О нем, о будущем, всерьез спорят сейчас фантасты, пытавшиеся мысленно охватить все аспекты грядущих изменений мира. И как хочется верить в полные надежды слова Анатоля Франса. Это он создал вторую природу, окружающую нас сегодня лентами автострад, возделанными полями, мозаикой городов и геометрическими штрихами каналов. Это он, Человек, неустанный и беспокойный, разумом и руками своими преобразовал мир в его драматическом великолепии, нищете и богатстве. Разум, даже если его притесняют и пренебрегают им, в конечном счете всегда одерживает верх, ибо жить без него невозможно.

10 мая, воскресенье. Вчерашний разговор с машиной и мысли, которые он во мне пробудил, показались мне очень интересными.

Что же получается? Электронно-вычислительная машина как бы делает попытку вмешаться в высокие проблемы жизни. Она может освещать те или иные процессы, происходящие в обществе, а может быть, и подсказывать их течение.

Я посоветовался по этому вопросу с Николаем Ивановичем. Авдюшин нисколько не удивился моим рассуждениям.

- Более того, - попытался он меня дополнить, - в западном мире многие уповают сегодня на кибернетику как на своеобразный выход из того тупика, в который зашел капитализм. Особенно усердствуют в этой области технократы. Они считают, что будущее человечества целиком зависит только от развития тех или иных отраслей науки и техники, а не от социальных процессов. Конечно, они неправы.

Вечером я спросил Кибера:

- Послушай, умная машина, а тебе никогда не приходила в твою электронную голову мысль несколько расширить границы твоих возможностей?

Кибер: Почему нет? Мои возможности определяются заложенной в меня программой. Нужно цитировать гигантов мысли? Пожалуйста... Нужно считать? Это мое дело...

Автор: Ну, а как в области анализа общественных процессов?

Кибер: Эрудиции не хватает. Не заложили ее в мою память.

Автор: А как с искусством? ЭВМ вторгается в эту область?

Кибер: Здесь я, пожалуй, почти профан. Я могу лишь воспроизводить идеи великих деятелей искусства. А вот другие машины могут и музыку сочинять. Они и в политике смыслят.

"Бедный Кибер, - думал я, - оказывается, ты у меня узкий специалист! А ведь и мне приходилось сталкиваться с твоими собратьями, которые порой загоняли меня в тупик широтою своих возможностей".

О них я рассказал Киберу - пусть удивляется.

Василий Дмитриевич Захарченко, 1975 год